Операция «Призрак» - Страница 50

Все дружно расхохотались. Березка, жующий лепешку, покраснел, отчего веснушки на носу выступили еще ярче, отодвинул лепешку и надулся.

– Повторяю: вы заболеваете человеком, и когда его нет рядом, вам плохо, больно, одиноко настолько, что вы готовы убить брата, лишь бы снова увидеть любимую. В этом нет вашей вины, вы больны. Через год, два, три дофамин перестает вырабатываться, и вы снова становитесь самим собой, но до того вы неадекватны.

Леший мотнул головой:

– Не хочу. Ну их к мутанту, баб!

– Неужели с каждым это может случиться? – Снег широко распахнул водянистые глаза, невыразительные, сливающиеся с бледным лицом.

– И наверняка случится, – кивнул Фридрих. – Это не так страшно, если влюбиться в хорошего, понимающего человека. Наоборот, любовь окрыляет, вдохновляет. Вы ж видели, как преобразился Демон в последнее время, запорхал, крылья расправил.

– И зазнался, – вздохнул Радим и перевел разговор в более интересное для него русло: – Мы отклонились от темы. Учитель хотел сказать, куда именно мы пойдем за антивирусом. Послушаем его.

– Да, – кивнул Леший, сверкнув глазами. – Расскажи.

Фридрих сделал несколько глотков травяного чаю, взял паузу и проговорил:

– Я никогда не рассказывал о себе. Теперь вы достаточно взрослые, чтобы все узнать. Отныне мы играем на равных. Начну издалека, с момента заражения. Тогда мне было столько же, сколько вам сейчас.

Фридрих старался не вспоминать то время и себя прежнего. Теперь же тени прошлого столпились за его спиной. Воспрянул из небытия Макс, с интересом уставился в спину. Таня с младенцем на руках. Мама Валя. Марина и многие другие. Все они пронеслись каруселью перед внутренним взором, и Фридрих начал рассказ с обычаев старого времени и самой лучшей девушки на свете, которая была влюблена в другого.

Дальше – заражение и первые смерти. Поездка по полумертвому поселку. Болезнь Тани и вынужденное затворничество. Встреча с Максом, поединок с воронами, Наро-Фоминск. Фридрих отчетливо помнил каждый день, самолет, возле которого Макс искал таинственного профессора Усакова, сбежавшего на БМП и бросившего своих людей на растерзание чистым.

Мальчишки впитывали информацию, прикасались к неведомому, просматривали чужую жизнь, и у каждого перед глазами разворачивалась своя картинка. Для них старое время – все равно что эпоха мамонтов. Им трудно представить метро, людей, бегущих по своим делам и никого не опасающихся. Пробки из тысяч машин, огромные рекламные щиты и экраны, аэропорт, десятки самолетов в небе.

Не без содрогания Фридрих вспомнил военную базу, масляный взгляд Усакова – сутулого, неудалого, похожего на морского конька. Захват техники и побег. Турбаза на берегу водохранилища, тысячи мутантов, прущих из воды. Напуганного мальчика Мишу и его сумасшедшую подругу с глазами огромными и круглыми, как фары троллейбуса.

– Это были простые мутанты, слабые, – напомнил он. – А потом мы нашли женский монастырь с церковью, где выжила единственная монахиня. Монахи, они, как мы, жили вдали от людей тесной общиной. Там мы и поселились. Отчасти и жизнью, и всем своим знаниям я обязан Максу. Он объяснил мне устройство двигателя, научил пользоваться рацией и настраиваться на нужные частоты, посвятил в тайны динамо-машины. Мы быстро учились не только совершенствовать приборы, но и выживать. Я сам занимался боевыми искусствами, но знания Макса в этой области оказались более востребованными, он был настоящим мастером.

Фридрих снова пригубил чаю, давая возможность ребятам спрашивать, но они задумчиво молчали, и он продолжил о том, как родные люди начали мутировать один за другим и их приходилось убивать своими руками. Может, мальчишкам это все было и неинтересно, но Фридрих считал, что они должны знать, кто он и откуда, прежде чем доверить ему свои жизни.

– Потом Таня родила мне мальчика, в скором времени она мутировала. Прошло семь лет, и все взрослые умерли, остались только юноши и дети. Парой лет раньше я спас чистого, и мы с ним обменивались полезными сведениями. Он написал мне, что чистые знают, где искать антивирус – на острове Готланд, который далеко на севере.

– Туда мы и поедем? – перебил Березка, вскочил. – Я хочу его на карте найти.

– Сядь. Дослушай до конца, потом мы все вместе возьмем карту и проложим маршрут.

Березка рухнул на стул, подпер голову левой рукой, а правой принялся крутить вилку.

Радим вздохнул и отобрал у него игрушку:

– Хватит уже, надоел. Учитель, что дальше?

– Мне показалось, что я слишком мало знаю о Готланде, – продолжил Фридрих. – И решил встретиться с чистыми, расспросить, вдруг они разработали антивирус. На тот момент мне еще не исполнилось двадцати семи, я был самым старым из всех наших и понимал, что должен жить дальше, чтобы научить детей хоть чему-то. Почему-то мне показалось, что у чистых есть сыворотка… В общем, почти отчаявшись, я отправился их караулить в месте, где мы оставляли друг другу послания. – Он зло улыбнулся. – Господи, каким же наивным я был! Мне хотелось, чтобы человечество объединилось ради решения общей задачи. Как же я ошибался! Мы, конечно, встретились, чистые даже снизошли до разговора, но… Как думаете, что было дальше?

Первым ответил Березка:

– Они начали стрелять и чуть тебя не убили!

– Нет, они посмотрели, какой я старый, и забрали меня с собой. Зачем – я понятия не имел.

Фридрих снова замолчал, чтобы ученики могли логически осмыслить ситуацию. Даже сейчас, признавая их взрослыми, он продолжал играть с ними в игру: «А ты как думаешь?» Мальчишки попали к нему десяти– и одиннадцатилетними, к этому возрасту уже заложены базовые черты характера, большинство связей между нейронами сформировано. Менять маленького человека можно только, ломая об колено, – до тех пор, пока под личиной зверя не проступят черты человека. А чтобы этот человек научился выживать в мире зверей, был всегда на шаг впереди, следовало сделать самое трудное – развить мозг при колоссальной задержке развития у детей.