Операция «Призрак» - Страница 51

Сначала на вопрос: «А как ты думаешь?» мог внятно и обоснованно ответить только Дима. Снег приходил в себя дольше всех, ему все давалось труднее, чем остальным. Только благодаря своему усердию этот ребенок выжил. Потом Демона догнали Радим и Березка. Леший оказался глуповатым от рождения, но этот недостаток он компенсировал грубой силой.

Мальчишки продолжали молчать. Лишенный ложки Березка принялся теребить рукав рубахи. Пришлось давать подсказку:

– Они поняли, что я – один из тех, кого не берет вирус.

– Ясно, – кивнул Радим. – Они захотели тебя изучить.

– Да. Мало того, потом попытались сделать из моей крови вакцину, как до того пытались добыть ее из крови маленьких детей.

Леший нахмурился:

– Они выкачивали у тебя кровь? И у детей?

– Дети при этом погибали. Мне удалось бежать. Только чудом я добрался до монастыря, где жили наши…

Теперь Фридрих замолчал, не чтобы позволить ученикам вставить вопрос – защемило сердце. Хочешь не хочешь, а возраст берет свое. Фридрих, тебе пятьдесят один год! И в лучшие времена не все мужчины доживали до этих лет. Иммунные тоже смертны.

Снег правильно уловил нить разговора:

– Чистые знали, где вы живете? – удивился Снег.

– Нет, конечно. Я не говорил им. Но когда я вернулся, то застал пепелище. Осталась только закопченная церковь. Всех, включая маленьких детей, заперли там и подожгли. А все, что было ценного, увезли. Ничего не осталось. И никого, только собака. Тогда я не понимал: почему? За что? Чем провинились эти люди, они ведь никого не трогали! Понял спустя пару лет: чистые уничтожали зараженных, делали так, чтобы они утрачивали знания и не мешали им.

– Уроды! – Лешего аж распирало от злости. – И что ты сделал? Конечно же, отомстил?

– Для начала мне надо было выжить. Я потерял все, что любил. Все книги, технологии. Остался только склад в доме по соседству, там были кое-какие детали и оружие. Мне предстояло по крупице собирать все заново. На это ушло шесть лет скитаний и одиночества. Я никому не мог верить, потому что чистые устроили на меня настоящую охоту, а зары могли продать за таблетку или оружие. С каждым годом я становился все старше, все больше привлекал внимание и в конце концов превратился в отшельника-изгоя. Выходя из убежища, я закрывал лицо платком и надевал перчатки. Только одно заставляло меня бороться за жизнь: в плену чистых ученый подтвердил, что действительно много экспедиций уходило на Готланд, но никто не вернулся. К этому я и стал стремиться.

Снег уперся пальцем в лоб, помотал головой:

– Невозможно. Если это остров, то вокруг – вода, где кишат мутанты. Разве что если по воздуху добираться… Я совершенно не помню, Готланд – это где, в каком озере?

Фридрих обернулся к Беркуту:

– Принеси, пожалуйста, карту.

Пока ждали карту, Снег спросил:

– Учитель, а ты других иммунных встречал? Сколько вас таких?

Фридрих вздохнул:

– Поначалу искал целенаправленно, всматривался в лица, слушал рассказы. До сих пор ходит множество легенд, но я не встретил никого. Иногда мне кажется, что я один такой. Чистые говорили, что был еще мужчина, но верится с трудом.

Пришел Беркут, сдвинул тарелки на середину стола и расстелил карту перед Фридрихом. Мальчишки вскочили, громыхая стульями, и встали вокруг. Интересно, не забыли ли они еще, как читать карту?

– Леший, иди сюда. – Здоровяк навис над плечом. – Где мы сейчас находимся? Остальные молчите.

Леший загудел, поскреб бритый затылок и потянулся пальцем к карте, ткнул в Москву и проговорил:

Во!

– Правильно. В «найди остров» играть не будем, Готланд здесь. – Фридрих щелкнул по продолговатому острову на севере Балтийского моря. – Как вы видите, он не посреди озера, а в море, что упрощает и усложняет задачу одновременно.

Березка, переминающийся с ноги на ногу, присвистнул:

– Ну ничего себе!

– Да уж, неблизко, – заключил Радим. – Не представляю, как мы туда попадем. А еще непонятно, почему именно мы? Почему сейчас, а не семнадцать лет назад, когда сохранилось больше технологий.

Фридрих немного развернулся, помассировал пекущую грудь. В старину эту болезнь называли грудной жабой, потом переименовали в стенокардию. Он слишком много пережил, слишком многих потерял, почти разучился чувствовать, но сердце помнило об утратах и все чаще давало сбои.

Фридрих уставился на трех снегирей, изображенных в имитации окна, кивнул на них:

– Вы не задумывались, кто все это рисовал?

Леший сел на свой стул и ответил:

– Нет. Думал, так и было.

– А мне казалось, – сказал Снег, все не решающийся сесть, – что или ты, или Беркут. Только непонятно, чего не признались.

– Не я и не Беркут. Ее рисовал парень Иван, чтобы мы не чувствовали себя подземными крысами. Вы не первые мои приемные сыновья. После того как бежал из плена чистых, я семь лет строил убежище летом, а зимой, когда мутов меньше, бродил по дальним городам, собирал знания и исправные механизмы. Я научился спать, сидя на дереве, и просыпаться от подозрительного дуновения ветра. Слышать лес: падение листьев, мышей, роющих норы под землей, и шаги даже самого осторожного противника. Я должен был много раз умереть, но сама судьба хранила меня. Собрав все необходимое для похода и даже больше, не верящий в людей, я решил добираться на остров один. Для этого у меня был броневик, шестьдесят литров спирта и катер на прицепе. Но однажды я увидел, как за мальчиком гонятся псы, мне стало жаль его, и я отбил его у стаи собак. Решение пришло само: нужно дать надежду еще кому-то. Так появились десять моих первых учеников. Но тащить с собой ребенка на север – самоубийство. Бросить малыша я тоже не мог. Пока придумывал, куда его пристроить, родилась идея вырастить помощников – честных, сильных, благородных. Будущую опору человечества. А потом, когда они повзрослеют, отправиться в поход вместе с ними.